“Проголодавшегося медведя запрут, бывало, в пустой комнате, привязав его верёвкою за кольцо, ввинченное в стену. Верёвка была длиною почти во всю комнату, так что один только противоположный угол мог быть безопасным от нападения страшного зверя. Приводили обыкновенно новичка к дверям этой комнаты, нечаянно вталкивали его к медведю, двери запирались, и несчастную жертву оставляли наедине с косматым пустынником. Бедный гость, с оборванной полою и до крови оцарапанный, скоро отыскивал безопасный угол, но принуждён был иногда целых три часа стоять, прижавшись к стене, и видеть, как разъярённый зверь в двух шагах от него ревел, прыгал, становился на дыбы, рвался и силился до него дотянуться. Таковы были благородные увеселения русского барина!”
Такие “благородные увеселения” характеризуют Троекурова, как человека жестокого, безжалостного, самодура.
|
Пересказ от имени Антона Пафнутьича Спицына.
Я очень спешил, боясь гнева Кирила Петровича, да не успел отъехать и десяти вёрст, как вдруг шины у переднего колеса пополам. К счастью, недалеко было от деревни; пока до нее дотащились, да отыскали кузнеца, да всё кое-как уладили, прошло ровно три часа. Ехать ближним путем через Кистеневский лес я не осмелился, а пустился в объезд. На праздничный обед я опоздал.
Когда вошел, то извинился перед хозяином, рассказал о происшествии в дороге. Кирила Петрович спросил, чего я испугался ехать через Кистеневский лес. Я ответил, что боюсь Дубровского; того и гляди попадешься ему в лапы. Он малый не промах, никому не спустит, а с меня, пожалуй, и две шкуры сдерет. А все это за тяжбу покойника Андрея Гавриловича. Я же по совести и по справедливости, показал, что Дубровские владеют Кистенёвкою безо всякого на то права. И покойник обещал со мною по свойски поквитаться, а сынок, пожалуй, сдержит слово батюшкино. Доселе Бог миловал. Всего-навсего разграбили у меня анбар, да скоро и до усадьбы доберутся.
Тут Кирила Петрович сказал, что моя красная шкатулочка чай полным- полна. Я, конечно, это отрицал. Моя красная шкатулка точно была пуста, деньги, некогда в ней хранимые, перешли теперь в кожаную суму, которую я носил на груди под рубашкой.
Потом Троекуров заговорил с господином исправником о поимке Дубровского. И заметил, что разбои Дубровского — благодать для исправников: разъезды, следствия, подводы, а деньга в карман — как такого благодетеля извести?
Гости стали обсуждать, что слышно про Дубровского и где его видели в последний раз. И тут выяснилось, что он заезжал к Анне Савишны Глобовой. Она поведала нам любопытный рассказ о том, как её обманул собственный приказчик, обокрав на 2000 рублей. А через неделю к ней заехал Дубровский и вывел приказчика на “чистую воду”. Кирила Петрович сказал, что это был не Дубровский, а кто-то другой, так как Владимир Дубровский совершенно другой наружности. Исправник нам даже его приметы зачитал, он их всегда в кармане носит. Оказалось, что Дубровскому от роду 23 года, роста среднего, глаза имеет карие, волосы русые, нос прямой. Троекуров над ним посмеялся: три часа сряду будешь говорить с самим Дубровским, а не догадаешься, с кем Бог тебя свел.
Далее я поинтересовался, здоров ли медведь Кирила Петровича, вспомнив о некоторых шутках, коих был когда-то жертвою. Троекуров ответил, что Миша приказал долго жить. Умер славною смертью от руки француза Дефоржа. Кирила Петрович с великим удовольствием стал рассказывать подвиг своего француза, и все гости с изумлением смотрели на Дефоржа.
Около семи часов вечера некоторые гости хотели ехать, но хозяин, развеселённый пуншем, приказал запереть ворота и объявил, что до следующего утра никого со двора не выпустит. Потом загремела музыка, двери в залу отворились, и бал завязался. Хозяин и его приближенные сидели в углу, выпивая стакан за стаканом и любуясь весёлостью молодёжи. Но мне было совсем не весело, а скорее грустно. Я вынужден был остаться ночевать в чужом доме и боялся, чтоб не отвели мне ночлега где-нибудь в уединенной комнате, куда легко могли забраться воры. Я стал искать надежного товарища и выбрал Дефоржа. На вид он был силен, а история о его встрече с медведем говорила о храбрости француза. Я решил попросить француза переночевать в его комнате.
|